Взгляд Маттиаса Заммера на победу в Лиге Чемпионов в составе «Боруссии». В эксклюзивном интервью он рассказывает о культуре дебатов в команде, о своем уважении к Михаэлю Цорку и о своей большой любви к футболу.
28 мая 1997 года дортмундская «Боруссия» обыграла в финале Лиги Чемпионов главного фаворита турнира туринский «Ювентус» со счетом 3-1. Это один из величайших успехов в истории клуба. В этом году этому триумфу исполняется 25 лет. Мы вспоминаем тот самый легендарный вечер в Мюнхене и последовавшие за ним торжества. В эксклюзивном интервью 54-летний Маттиас Заммер рассказывает об особенной команде, об Оттмаре Хитцфельде, о новой трактовке либеро и о горьком конце своей карьеры.
Была ли победа в Лиге Чемпионов в 1997 году самым ярким событием в Вашей карьере?
На клубном уровне это было самым большим моим личным достижением, если посмотреть на развитие и на возрастную структуру. Я вырос в ГДР, чтобы иметь возможность пережить воссоединение (объединение Германий в 1990 году), затем я оказался в «Штутгарте» (VfB Stuttgart), а после короткого вояжа в Италии — в дортмундской «Боруссии». Был первый чемпионский титул в 1995 году, второй чемпионский титул в 1996 году, а затем этот успех в 1997 году с командой, у которой в том году в Бундеслиге было очень много проблем. Победа в Лиге Чемпионов — это лучшее, чего может добиться клуб.
Какие мысли приходят Вам на ум, когда вспоминаете о той игре в тот вечер и о времени вокруг нее? Помните ли Вы игру? Или тактику? Или эмоции, которые вызвал этот триумф?
На самом деле, я считал, что это было хорошо, что «Ювентус» стал чемпионом Италии тремя днями ранее. Поскольку понимал, чего стоит на таком коротком отрезке времени выиграть скудетто в Италии, и что такой большой успех делает с игроками в психологическом и эмоциональном плане. И что после такого волнующего опыта не так-то просто сразу полностью сосредоточиться на Лиге Чемпионов. И в первом тайме Турин боролся в неполную силу. Например, «Ювентус» недосчитался нескольких процентных пунктов в графе «стандартные положения». Но, несмотря на все это, у нас тоже была отличная команда.
Но фаворитом был туринский «Ювентус».
Я бы сказал, что тогда «Ювентус» был лучшей командой в мире. Чтобы его обыграть, нужны были особые обстоятельства. И они у нас были.
Какие именно?
Нам тоже немного повезлов тех моментах, когда мы забивали голы. Калле Ридле, вероятно, провел игру всей своей жизни. Это также символизирует успех, которого мы добились: абсолютно все были готовы воспользоваться тем самым небольшим шансом против «Ювентуса». И это было качество, которое склонило удачу на нашу сторону.
Многие игроки дортмундской «Боруссии» в то время были на пике своей формы. Но команда не состояла из одиннадцати друзей, не так ли?
У нас было много отличных футболистов, которых «Боруссия» привлекла в свои ряды под руководством Герда Нибаума и Михаэля Майера. Тренер Оттмар Хитцфельд собрал всех воедино и долгое время очень хорошо ладил с ведущими игроками. В целом качество команды заключалось в том, что они всегда оставляли неудачи позади. У нас был очень высокий уровень сплоченности, высокий уровень профессионализма и воля к победе. Мы не всегда соглашались, но это не проблема. Но все выполнялось очень точно. Все мы хотели добиться чего-то большого. И, чтобы победить в таком финале, надо было иметь на поле особую энергетику, свой дух. В Бундеслиге это нам не всегда удавалось, но в Лиге Чемпионов нам это удалось практически идеально. Там действительно было единство.
Ваше участие в финале долгое время было под большим вопросом.
В течение сезона я был часто травмирован, поэтому Вольфганг Фейерзингер заменял меня. Например, он блестяще сыграл в полуфинале против «Манчестер Юнайтед». К сожалению, в финале он не получил место в стартовом составе, потому что играть должен был я. И тогда мне, а не Михаэлю Цорку, разрешили вывести команду на поле в качестве капитана. И это была сложная ситуация.
Но на вручение трофея Вы отдали приоритет Цорку. Почему?
Я чувствовал, что так будет правильно. Это также должно выражать некоторую форму уважения и признания. В 1994 году ко мне подошел Оттмар Хитцфельд и сказал, что хочет изменить иерархию. Хитцфельд как никто другой умел общаться с игроками. И когда мы заговорили о капитанской повязке, то я дал ему понять, что мог бы взять на себя ответственность и повести партнеров за собой, но для этого повязка на левой руке мне не нужна. Нашим капитаном был и оставался Михаэль, что также было важным сигналом для болельщиков. Он родом из региона, и обладает высоким авторитетом, а также благодаря своим качествам был значимым и системообразующим игроком.
В какой момент Вы приняли это во внимание?
Именно в этом контексте и возникло это решение. После финала мне стало ясно, что Михаэль весь сезон был нашим капитаном, хотя в тот вечер он сыграл всего несколько минут. И в моем понимании капитан команды текущего сезона и должен принимать этот трофей. Это было вполне логично и бесспорно для меня.
Во всех обзорах того времени Вас описывают как лидера, мотиватора, руководителя, как пламенного человека или командира или даже как ворчуна. Что Вы можете сказать про эти описания сегодня?
Что ж, эти качества не так уж и неверны (смеется). Это — составная часть меня. Не исключительная, но весьма важная. Конечно, футбол — это командный вид спорта, но иногда хочется, чтобы на поле было немного больше энергии. Дома же щелкаешь выключателем. А в команде нужно пробовать что-то другое. Существуют различные методы, которые могут быть подходящими. В течение года ты распознавал различные ситуации, есть ли отвлекающие факторы или нет, все ли обсуждают одну и ту же тему. Все это может иметь отрицательные последствия. Надо признать, что у меня могла быть такая способность, но тогда я должен повлиять на это. В противном случае, успеха не добиться.
Было ли это необходимо тогда и должно ли остаться оно сегодня?
Это мое твердое убеждение и по сей день. Будь хоть игрок, хоть тренер в молодежном секторе или, как я сейчас, в функции советника в дортмундской «Боруссии». Нужно брать это за основу к постоянному желанию улучшить себя и команду. Конечно, в каждом случае нужно разговаривать по-разному, но цель всегда состоит в том, чтобы привнести эту энергию и живость в коллектив. В принципе, и по сей день ничего не изменилось. И именно поэтому я также доволен этими качествами, о которых Вы упомянули. Не все описания лестны, и я, возможно, временами я слишком много брал на себя, но я далек от того, чтобы сходить с ума по этому поводу.
Раньше Вас видели дико жестикулирующим, и Вы иногда подгоняли своих товарищей по команде. Но сегодня Ваша эмоциональность менее бурная, не так ли?
Да, это так. Когда становишься старше, то начинаешь думать только о результате, а также по-другому позиционируешь себя в спорах. Я всегда говорил: на поле ты никого не успеваешь убедить. Иногда это должно быть грубо, с жестким тоном, чтобы вызвать немедленную реакцию. Если времени для этого было бы больше, то друг к другу следует относиться иначе. Тогда можно увидеть гораздо больше положительных моментов. Это все меняется с возрастом, когда к тебе возвращается немного больше спокойствия, и, возможно, больше здравого смысла. Однако внутри себя я все еще чувствую те же темы, что и 30 лет назад. И это очень хорошо.
Когда Вы сидите на трибуне в Дортмунде, а затем видите поражение от «Бохума» со счетом 3-4, проявляется ли это в Вас так же сильно, как это было раньше?
Да, я и сегодня чувствую все то же самое. Даже если я этого и не говорю, но это происходит внутри меня. Я смотрю на игру другими глазами, и всегда пытаюсь найти объяснение. Но да: эта живость есть и сегодня, и я надеюсь, что она останется со мной до последнего дня.
Этот безграничный энтузиазм и это необузданное честолюбие в дополнение к футбольному классу отличают Вас от других. Делают ли эти качества лидером?
Когда мы говорим об иерархии, сегодня обычно распространены так называемые плоские иерархии. Но у меня другое мнение. Иерархия просто означает порядок, будь то в семье, на работе или в коллективе. Некоторые люди более интровертны в своих поступках, другие более экстравертны. И каждому из них позволено высказать свое мнение. Однако в некоторых ситуациях нужно принимать быстрое решение, поэтому природная харизма также очень важна. В плоской иерархии не так просто действовать быстро, ориентируясь на окончательное решение. Конечно, всегда в аспекте качества аргументов, а не в их количестве.
Вы могли себе это позволить, потому что Вы были впереди и в плане производительности.
Без определенной производительности на поле не будет и признания.
Оттмар Хитцфельд сказал, что в 1997 году в команде всегда где-то полыхало. Не мешало ли это в какой-то момент сконцентрироваться на главном?
Что значит слишком много огня, и что значит слишком мало? Я сторонник того, чтобы быть полным жизни. Гармония, уважение, порядочность – вот основные требования. Но при этом не хватает главного аспекта — динамики. И я считаю, что развитие, независимо от того, носит ли оно спортивный или интеллектуальный характер, может возникать только из противоречий. Для меня это команда. Представление о споре почему-то имеет такой негативный оттенок. Но хорошая и уважительная культура дебатов помогает извлечь из этого максимальную пользу. Если команда будет так функционировать, то это будет гораздо лучше, и она добьется больше целей, чем с гармонией и миром, удовольствием и блинами.
Была ли команда 1997 года закрытой снаружи и открытой внутри?
Гармония познается в неудачах. Именно тогда можно было увидеть, кто хочет уйти от ответственности и показывает пальцем на других. Каждый был разочарован, но потом нужно остужать эмоции, прежде чем можно было вернуться к сути спора.
За время Вашей активной деятельности зацепила новая интерпретация роли либеро в Вашем исполнении. Как это произошло? С тактической точки зрения или с точки зрения анализа?
Вы должны помнить, что в молодости я был центральным нападающим и лишь постепенно переходил на позицию защитника. Думаю, что на поле у меня всегда было очень хорошее чувство пространства. Однажды Оттмар Хитцфельд подошел ко мне и спросил, могу ли я себе это представить. У нас была тренировочная игра на стадионе «Ротен Эрде», я ее очень хорошо помню. Сработало очень хорошо, а затем мы развили это.
С тех пор Вы были больше плеймейкером, чем защитником.
На этой позиции очень важно было уметь защищаться. Но в то же время эта модель давала прекрасную возможность дать команде непредсказуемость, креативность, которая была предопределена этой позицией. Потом это становилось все более очевидным.
Тогда оборонительную работу должны были выполнять другие.
Стопперы рядом или позади меня, конечно же, были страховкой моей жизни. В «Боруссии» Юрген Колер, Жулио Сезар или Мартин Крее. В составе сборной на ЧМ-1996 это были Томас Хельмер и Маркус Баббель. Если ты знаешь, что вокруг тебя есть отличные игроки, ты можешь действовать более агрессивно. Качество партнеров рядом в первую очередь раскрывало эти возможности.
О чем Вы еще не упомянули: в 1997 году Вы уже перенесли несколько операций на колене. Насколько это было мучительно? И как это повлияло на Вас?
Колено было проблемой еще со времен ГДР, но на самом деле я довольно хорошо с этим справился. Перед операцией осенью 1997 года у меня были проблемы со складкой слизистой оболочки колена. То, что потом произошло во время операции, на самом деле, не было необходимостью. И дошло до заражения бактериями. Такова была судьба, и, к сожалению, очень жаль, что моя карьера закончилась в 30 лет.
Утешает ли то, что пик карьеры был уже позади?
Да говорят, что нужно остановиться тогда, когда это действительно красиво выглядит. Но мне было очень, очень трудно. Вы меня знаете, я хотел бы продолжить играть еще 3 или 4 года. Не могу сказать, продолжил бы я играть в футбол сегодня. Но любовь и очарование присутствовало всегда. Я не помню, младенцем ли я пробил по мячу, но точно делал это, когда был маленьким ребенком. Футбол всегда был большим предметом для обсуждения, потому что эта игра подарила мне незабываемые часы и эмоции. В то время необходимость остановиться была для меня горькой потерей. Глубину моей любви к футболу можно сравнить только с моей любовью к семье.